Положив трубку на аппарат, он выдохнул и поднял трубку другого аппарата.

– Второе управление, первый отдел, – отрывисто бросил генерал. Когда произошло соединение, Алексей Иннокентьевич прошипел: – Майор, я из тебя кишки выпущу, ты у меня в штрафбате сгниёшь. Не знаю как, но организуй мне бесперебойное поступление сведений из Югославии. Понятно излагаю? Тогда выполняй… те!

Бросив трубку на аппарат, он резко развернулся к окну, с подоконника которого поспешно взлетел сизый голубь.

– А вот это ты правильно сделал – зашибу! – удовлетворённо сказал Антонов, обращаясь к птице. Адъютант, услышав это фразу в узкую щель приоткрытой двери, решил, что ему лучше появиться с чаем минут через десять, когда генерала немного отпустит. Ничего срочного нет, так что можно переждать немножко у себя в приёмной. И бесшумно прикрыл дверь.

* * *

Носилки с Црневичем опустили на землю. Он лежал, задрав подбородок к небу. Острый нос, колючий подбородок и большой кадык на небритой шее, как непокорённые горные вершины, придавали этой картине ощущение мрачной необратимости. К носилкам подвели врача из Прекажи, который оперировал немецкого десантника. Он присел на корточки перед партизаном, откинул окровавленную тряпку, приподнял руки и взглянул на рану. Секундный осмотр дал деревенскому эскулапу точное представление о состоянии больного. Он прикоснулся к краю раны, появился пузырёк. Сельский фельдшер опустил руки Драгана, на всякий случай приложив пальцы к сонной артерии, тяжело вздохнул и натянул на лицо тряпку, укрывавшую партизана.

– Покойся с миром! Это всё, что я могу для тебя сделать, – с горечью произнёс деревенский фельдшер.

Подкопин стащил с головы пилотку и перевёл его слова Прокопенко.

– Вот даже как? – каким-то своим мыслям удивился капитан.

– Ранение в живот, как следствие – газовая гангрена, – печально сказал прекажский врачеватель. – Нужны условия, инструменты, ассистент. И то исход неясен. Вот прошлой ночью я оперировал немецкого десантника, так у того было всего лишь ранение плеча. А из инструментария – бинт, шнапс и прокалённый на огне десантный нож.

– Так ты что, гнида! Фашистский прихвостень? – взорвался побагровевший Прокопенко, услышав перевод. – Им помогаешь, солдата спасаешь, а нашего героя вылечить не можешь?

Врач недоуменно глянул на Алексея. Капитан выхватил из кобуры пистолет и заорал:

– А вот я сейчас тебя пристрелю, и это единственное, что я могу для тебя сделать!

Подкопин закрыл врача собой. И успокаивающе похлопал Никиту по плечу:

– Товарищ капитан, он всего лишь сельский фельдшер.

– Больной не имеет национальности и политической принадлежности, – гордо и независимо повторил своё кредо лекарь.

– Эх, дома бы я тебе показал, – после перевода зло причитал энкавэдэшник, – «политическую принадлежность». Ох, показал бы! Парень генерал-лейтенанта спас, а тут… Развели…

Никита горько махнул рукой и, пытаясь не глядя попасть пистолетом в кобуру, ушёл куда-то в сторону.

* * *

В стороне от этой сцены, на другом конце лагеря, генерал-лейтенант Корнеев подошёл к Тито, Карделю и Джиласу.

– Николай Васильевич, – маршал привлёк генерал-лейтенанта к разговору, – нам с товарищами кажется, что пришло время разделиться. Триединая группа слишком крупна, неповоротлива и представляет лакомый кусочек для немец кого десанта. Исходя из количества столкновений и того, где они начинаются, делаю вывод, что фашисты пытаются обойти нас с флангов. Это чревато большими неприятностями. Есть предложение разделиться на две группы, каждая должна своим маршрутом дойти до Купреша, а там снова соединиться. Ваше мнение?

– Вы правы, преследовать две цели сложней, – согласился с доводами югославов Корнеев. – Тем более что впоследствии, когда немцы разберутся, что к чему, им также придётся разделить свои силы. Это усложняет им задачу и повышает наши шансы. Зная тактику немецкого командования, предположу, что каждая группа имела свою узкую задачу. Теперь же все они подчинены одной цели – уничтожить. Маршруты движения зависят от разведданных. А оперативно добывать их в горных условиях, на чужой территории, им очень трудно. Только я бы предложил не создавать равноценные группы.

– В смысле? – не понял Корнеева Кардель.

– Одну – многочисленную, но без членов Верховного штаба. Её задачей будет оставлять умеренное количество следов, выдавая противнику взвешенную дезинформацию, оттянуть на себя его основные силы. Выйдя позже и пройдя по большой дуге, с интервалом в двадцать четыре, максимум тридцать шесть часов, она прибудет в точку воссоединения. Вторая – малочисленная, но с руководством партизанского движения, максимально скрытно по кратчайшему маршруту первой выдвинется в назначенную точку.

– Как будем делить людей? – одними губами спросил у Тито Джилас.

– Личную гвардию со мной… я хотел сказать, с нами, а остальных – в отвлекающую группу.

– Понятно, – сказал Джилас, готовясь отдать приказания Глигоричу.

– Позвольте замечание, маршал, – спросил Корнеев. – Не стоит недооценивать противника. Нас преследует хорошо обученная группировка. Нам редко удаётся оторваться от них на значительное расстояние. Скорей всего, их разведгруппы, ведущие визуальное наблюдение, хотя бы пару раз видели отряд и обратили внимание, что он интернационален. Если их дальний контроль покажет, что группа стала однородной, то это позволит раньше времени рассекретить наш план. Группы надо делить так, чтобы они смотрелись единым отрядом.

– Согласен, – сказал Тито, – но всё равно со мной останется большая часть моей охраны.

– Как вам угодно, маршал, – согласился Корнеев, – только я пойду с вами. Я несу за вас ответственность пред моим правительством и лично перед товарищем Сталиным.

– Такая забота приятна. Предлагаю каждому из руководителей самостоятельно разделить свои подразделения после ночёвки, и утром каждая группа пойдёт своим маршрутом.

– Договорились, – согласился генерал-лейтенант.

* * *

Майские ночи сорок четвёртого года на Балканах выдались безоблачными, ясными и тёплыми. Угомонились птицы, и за дело принялись цикады. Быстро, как и бывает на юге, отбагровел закат, и в горах во всем своём величии появился Млечный Путь. Чёрное южное небо было усыпано яркими звёздами. Не хватало только парочки влюблённых, любующихся этим великолепием. Но этот элемент романтики более уместен мирному времени, чем военной операции.

Подкопин вернулся после двухчасовой вахты и стал устраиваться на ночлег. Он готов был уже заснуть, но какой-то шум привлёк его внимание. Алексей одним движением взял трофейный автомат и поднялся на ноги. Он обратился в слух, а ноги были готовы к внезапному броску. Через секунду в ствол автомата уткнулся животом Тито. Они переглянулись, и югославский лидер расцвёл в улыбке.

– Разведка она всегда разведка.